Деревня Караваево (Петушинский район)
,,
На исходе дня лесная дорога сбежала в глубокий овраг, круто повернув вправо, выскочила стремительно наверх и, не разобрав за деревьями, врезалась в большое село — Караваево, пропоров его насквозь от околицы до околицы. Дома все каменные да каменные: было раньше Караваево торговым селом.
[Утром следующего Солоухины встретил заведующего сельским клубом Владимира Сахарова]:
— Я слышал, вы всем интересуетесь? — спросил он. — Пойдемте склепы смотреть.
— Какие склепы?
— Настоящие, фамильные — графов Апраксиных, князей Воронцовых.
В прицерковной траве валялись и то и дело попадались нам под ноги то черепная кость, то бедро, то обломок человеческого таза. Там и тут виднелись в высокой траве опрокинутые каменные памятники. Удалось разобрать несколько стершихся, забитых землей надписей: «Секунд-майор Андрей Алексеевич Кузьмин-Караваев, Владимирской губернии предводитель дворянства. С 1797 по 1802 год...», «Действительный статский советник граф Николай Петрович Апраксин...», «Князь Константин Федорович Голицын, помяни его господи, когда придешь во царствие твое...».
— А вот здесь, — объяснил Володя Сахаров, когда мы снова вылезли на солнце, — стоял памятник князю Воронцову, и пошли слухи, что под памятником тоже склеп, а в склепе сам фельдмаршал Воронцов при золотой шпаге. Наши сельские, однако, не додумались, а может, не посмели, зато посмели приезжие киномеханики. Ночью они начали копать землю и натолкнулись на кирпичную кладку. Потом в кирпичной кладке обнаружилась железная кованая дверь на замках. Замки, конечно, сорвали, открылся ход в темноту. Правдивые ходили слухи. Действительно, лежал в склепе фельдмаршал Воронцов. Остались от него эполеты, ботфорты с длиннющими узкими носами и шпага, но, увы, стальная. Тут приехал милиционер. Эполеты и шпагу он отобрал и увез с собой, а ботфорты все валялись. Их сельские ребятишки примеряли на свои ноги. Вот сколько старины в нашем Караваеве, — заключил Володя.
<…>
<…> Володя потащил меня в клуб показывать архивы сельской библиотеки, основанной еще в 1898 году. Нужно было читать какие-то пожелтевшие счета и отчеты, где значились все расходы библиотеки с точностью до копеечки.
Володя показал списки книг, поступающих ежемесячно. Тут была и художественная литература и политическая, но больше всего сельскохозяйственная, которую в деревне, кстати сказать, читают мало.
— Библиотека ваша, конечно, выросла с тех пор?
— Еще бы не вырасти! Когда копаешься в этих отчетах, разные мысли приходят. Бедные они были по сравнению с нами, это верно, но главное не в бедности. Как думаете, в чем главная разница между их старой библиотекой и нашей новой?
— Ну, книг, наверно, больше стало...
— Книг, конечно, больше, но это не закономерная разница, случайность. Библиотека их могла бы быть и обширнее.
— Ну, книги, наверно, не те были. Все-таки много новых книг с тех пор написано.
— Не там копаете, — смеялся Володя Сахаров, все скрывая от нас свою загадку. — Это всё незакономерные разницы.
— В чем же все-таки закономерные-то?
— В главном, для чего и есть наша библиотека, — в читателях. Кто был читателем в прежней библиотеке? Пять-шесть человек из всего села, никак не больше. Дьячок, да попадья, да волостной писарь, да Крашенникова дочки — вот и весь состав… Остальные — безграмотные, да и не до книг. Теперь же наши читатели — все село от мала до велика. Старушка какая-нибудь, старичок седенький — туда же, очки на нос, и пожалуйста, ему последнюю новинку. «А нет ли, — говорит, — у вас Вернада Шова, который из английской жизни все описывает?» Значит, подавай ему Шоу — и никаких гвоздей. Вот в чем главное, — довольный, засмеялся Володя. — Читателей сколько стало у нас, да и они не те. И так, наверно, по всей стране, по всем библиотекам.
[Председателя] Алексея Степановича Глинкина мы нашли в правлении колхоза, в двухэтажном каменном помещении.
<…>
Было в этом правлении чисто, прибрано, аккуратно, не то что в Головине или в Жарах. Далеко ли ушли мы от Жаров, а какая большая разница.
<…>
[Со слов председателя]:
Сад колхозный на тысячу деревьев мы разбили. <…> Строительство, можно сказать, все осуществлено. Овчарник, свинарник, зерносклад, овощехранилище, скотный двор... Весь колхоз радиофицирован. В пяти деревнях из шести уже есть радио.
,,
Караваево – это родина матери Владимира Солоухина. В детстве будущий писатель неоднократно гостил здесь у деда-мельника. Девичья фамилия матери Владимира Солоухина Степаниды Ивановны – Чебурова.
Дед писателя был мельником. В Караваево место, где стоял его дом, сегодня называется Чебурова гора, а место на реке – «мельница».
Позднее в своей книге «Смех за левым плечом» Солоухин вспоминал:
«Осуществляя свое пешеходное путешествие по владимирским проселкам в 1956 году, я зашел и в село Караваево. Но тогда личные мотивы в конструкции книги мне показались излишними, и на страницах «Владимирских проселков» на них нет даже намека. А между тем я и ночевал в селе Караваеве, и ходил на место чебуровского дома, мельницы...».
На самом деле Чебуров – это была не фамилия, а прозвище деда Владимира Алексеевича, которое позже стало фамилией.
Об этом Солоухин тоже пишет в повести «Смех за левым плечом»:
«Строго говоря, фамилия караваевского деда была Елагин. Но вот в тихом, захолустном городке Покрове, к которому тяготело Караваево, славился лихой извозчик Чебуров. А дед, Иван Михайлович Елагин, умел очень споро работать. Heсколько раз ему сказали: "Ну, брат, ты и работаешь! Чистый Чебуров!"».
Библиотека, в которую заходил писатель, по-прежнему работает. В ней сегодня можно увидеть памятный стенд, посвященный Владимиру Алексеевичу.
